Мы пришли и уйдем...
И от нас ничего не останется.
Только плюсик креста,
На котором трепещет душа.
Да и тот украдет
Подзаборный какой-нибудь пьяница,
Бросит в свой костерок,
Костылями золу вороша.

И вспорхнут над огнем
Одиночества девять граммулечек,
Девять граммов тоски,
Девять граммов озяблости щек...
Вместе с сизым дымком
Поплывут над горбатостью улочек,
Над сверканием льдинок,
Что враз ослепляет зрачок.

Прокурлычет душа
Над ухабами и косогорами,
Над неубранной рожью,
Что спит в ноздреватом снегу,
Над столетней старухой,
В хатенке сидящей за шторами,
И над спиленным кленом,
Воткнувшимся в грязь на бегу...

И какая-то девка,
спиной на сугроб запрокинута,
В непотребстве своем
все еще учащенно дыша,
Приоткроет глаза,
Встрепенется: «Послали мне ирода...»
Завопит ошалело:
«Душа полетела... Душа...»

Над забытой страной,
Вечно пропитой, вечно — страшащейся,
Что придет басурман
И споит, и ограбит опять,
Где монахи крадут,
Где антихрист стал страстно молящимся,
Только душам заблудшим
В прокуренном небе летать.

А когда возлетят
И поймут — ничего не изменится
Оттого, что ушли, недогрезив,
В небесную высь,
Станут сверху видней:
Позабытая старая мельница,
И огарки свечей,
Чтo на Пасху от сердца зажглись...