Когда коснётся осень мокрым ртом
моей щеки, припудренной туманом
я начинаю сомневаться в том,
что всё в природе прочно, без обмана.
Что этот зябкий дождь угрюм - пока,
что холода придут, а не наступят
и в том, что из тумана облака
и в том, что быть всё время умным - 
глупо…
Когда умру,
то соберу
своих врагов вокруг себя:
пускай, завидуя, скорбят
и слёзы луковые льют
а я - учтив,
мертвецки тих,
всё буду пить здоровье их
и воскрешать загробный стих
про свой пожизненный уют,
где мне моя душа видна до дна,
а в действиях моих - ни капли действа.
И эта женщина…
пусть не всегда одна,
но от неё мне никуда не деться!
- Ах, всё рискую знать почти про всё.
Прозренье - благодатнейшая кара!
И дышит осень прямо мне в лицо
хмельного лета горьким перегаром.
когда умру,
то соберу
черновики своих врагов,
черновики чужих друзей,
любвей, запоев и смертей
и, холодея, стану жечь,
вдыхая благогорький дым.
- Ей-ей, святее всей воды
сия непролитая желчь!
Покуда жив, и различить горазд
делёжку денег и деленье клеток,
но я прошу:
пусть хоть в неделю раз,
хоть на полвзгляда наступает лето!
Ах, лузгаю слова умелым ртом.
Приятно уху - жутковато глазу?  
Я виноватей всей природы в том,
что ум её за мой заходит разум.
Когда умру - тогда умру,
хоть это мне не по нутру.
Моя измятая постель
тебе, единственной, укор.
К стеклу прилипший жёлтый лист
как поцелуй Иуды  чист,
а моросящая любовь
волнует желчь, но портит кровь.